Революция на кончике пера

5 Июня 2017 5 июня 2017 года в Государственном историческом музее прошел круглый стол "Революция и литература", участники которого обсудили что читали вожди "красных" и "белых".

Предложив присутствующим взглянуть на события 1917 через призму литературы, председатель Российского исторического общества (РИО) Сергей Нарышкин отметил, что значение печатного слова во время русской революции трудно переоценить. Ведь поэты и писатели всегда были вершителями дум в России, а литература начала XX века "в полном смысле пронизана идеями справедливости".


"Сегодня в российском обществе есть запрос на точное, беспристрастное и лишенное политических спекуляций осмысление нашей истории, - считает Нарышкин. - К событиям 1917-го проявляют интерес современные писатели, и РИО совместно с Российским книжным союзом в конце этого года вручат премии "Клио". Надеюсь, что ею будут отмечены и произведения, посвященные теме Революции".

Чтобы задать дискуссионный тон обсуждению, руководитель Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям Михаил Сеславинский спросил, как многим показалось, риторически: "А что читали вожди революции в те дни, когда император Николай Второй читал произведения русской классики (это известно по его дневнику)".

Однако ответ последовал более чем конкретный.
"До первого марта 1917 года Дзержинский находился в местах лишения свободы, на свободу вышел совершенно больным, и сестра Ядвига читала ему Гейне, - компетентно заявил Андрей Петров, ответственный секретарь РИО. - Известно, что Ленин за весь 1917-й прочитал лишь одну книгу Маркса и две еще две - об английской и швейцарской демократии. Впрочем, он читал газеты. А вот круг чтения Сталина потрясает. Это тома по античной и русской истории и многое другое".

Михаил Сеславинский с грустью признал, что переворот не был борьбой между читающей и нечитающей Россией, что "стороны конфликта активно читали". Однако все, что происходило с нашей литературой после революции, глубоко трагично, заключил он и вспомнил "Философский пароход", на котором покинули страну мыслители, "пулю Гумилева", Блока - "его не отпустили на лечение", Цветаеву - после возвращения на Родину "не могла получить место судомойки".

Да, революция и литература, болезненная тема, но живая, не согласился специальный представитель президента России по международному культурному сотрудничеству Михаил Швыдкой: "Появилась новая читающая масса, с которой нужно было разговаривать, объяснять, как устроен окружающий мир. Большевики хотели создать рай на земле. И эта грандиозная утопическая идея не могла не привлечь писателей. К этому надо относиться серьезно", - призвал всех присутствующих Швыдкой.

Революция - не только трагедия для "дореволюционных" писателей, объяснил он свою точку зрения, но и рождение новой литературы.

"Не было бы революции, не было бы и Платонова, Шолохова, Булгакова…", - философски резюмировал спецпредставитель президента.

Но по поводу Платонова Михаилу Швыдкому тут же возразила заслуженный учитель России Евгения Абелюк, напомнив, как чужд был писатель советской системе не только идеями, но и стилистически. А директор Государственного литературного музея Дмитрий Бак оспорил тезис о "массовом читателе", заявив, что Россия стала "литературоцентричной" гораздо раньше: "После публикации романа Тургенева "Отцы и дети" новости стали узнавать не из газет, а из книг".

Русскому слову свойственна точность и чуткость к молниеносно меняющимся событиям, - эту мысль директор Института российской истории РАН Юрий Петров проиллюстрировал двумя великими цитатами из стихотворений, написанных в 1917 году с разницей в несколько месяцев: ахматовской "Когда в тоске самоубийства Народ гостей немецких ждал" и цветаевской "Свобода! - Гулящая девка На шалой солдатской груди!"

Тема революции и литература обернулась во время дискуссии и гонорарной гранью. Так Андрей Петров сообщил присутствующим, что самым высокооплачиваемым писателем в 1917 году был Горький, а Толстой - самым тиражным.